4 августа 1969 года в Белу-Оризонти родился Макс Кавалера — отец бразильского метала, основатель и лидер групп Sepultura, Soulfly, Cavalera Conspiracy, Nailbomb и Killer be Killed.
Собрали цитаты музыканта из его интервью и автобиографии «My Bloody Roots: From Sepultura to Soulfly and beyond».
О семье
У нас была большая итальянская семья. Каждое воскресенье мы, в количестве 20-30 человек, собирались за огромным столом на большую трапезу. Ей посвящался целый день. Было очень громко: итальянцы умеют так себя вести. Между кузенами часто вспыхивали драки. Однажды мой дядя швырнул тарелку, которая попала в лоб одному из моих кузенов, тот упал на пол и потерял сознание. Кровь текла по всему лицу: ему пришлось накладывать швы. Паста, вино и кровь были по всему столу, все были в шоке и кричали — типичный воскресный обед для нас.
О религии
Одним из странных элементов в нашей жизни являлась религия. Оба моих родителя были католиками, но моя мать так же была приверженцем бразильской религии, которая называется candomblé. В ней почитаются католические святые, её приверженцы верят в Иисуса и Марию, но так же она связана с поклонением африканским святым. Эти верующие очень религиозны: они разговаривают с мертвыми.
О первой гитаре
Я нашел старую акустическую гитару моего отца, разбил зеркало и приклеил его осколки на гитару. Так она стала выглядеть немного круче. Я достаточно сильно сломал отцовскую гитару с этим глупо выглядевшим зеркалом, но в то время это казалось очень крутым.
О травме на сцене
Как-то на концерте в Австралии мне зарядили фонарём прямо в голову. Мы выступали на фестивале ‘Big Day Out’ [в 1999 году], ещё там были Мэрилин Мэнсон и Korn. В середине песни [Soulfly] ‘Tribe’ кто-то решил, что надо бросить фонарь на сцену. Он попал мне в лоб и пошла кровь. Кровь текла по лицу и гитаре. Выглядело круто, я тебе скажу. Я решил, так и буду играть, с лицом в крови. Помню, ребята из Korn стояли сбоку сцены и офигевали. А я отлично провёл время. Даже с разбитым лобешником. Подумаешь. Отрывался как ни в чем не бывало.
Об Оззи
Меня ещё как накрыло, когда я встретился с Оззи. Естественно, мы все фанатели от Оззи Осборна и Black Sabbath, и он меня потом чмокнул в лоб. Я подумал: «Это сейчас реально было?». Мы ещё в тот день кислоты обожрались, потом всю ночь «летали», а ребята прикалывались: «Чувак, тебя крестил сам Оззи!».
О Лемми
Как-то раз в Лондоне мы встретились с Лемми. Мы пошли в паб и он там играет на «фруктовой машине» [название игрового автомата в Британии]. Я нажрался и пошёл ему досаждать. Подхожу и говорю: «Я из Бразилии и дико тащусь от Motörhead». А он мне: «Оставь меня в покое, паренёк. Не видишь, я играю». Я продолжил его доставать, и тогда он схватил стакан виски и вылил мне на голову. Я подумал: «Вот это крутотень!».
О Sepultura
Музыка оказалась единственной вещью, которая у меня была. Когда я полюбил тяжелую музыку такую, как Venom, то почувствовал, что могу выразить в ней себя, потому что я был зол на всё то дерьмо, через которое мы прошли. Такая музыка была идеальной для разозленного ребенка, таким образом, я и предложил создать нашу собственную музыку и использовал тот же гнев, те же энергию и насилие. Вот откуда пришла жестокость Sepultura: после смерти моего отца.
Я привык до концерта для мотивации читать плохие рецензии на Sepultura. Некоторые пишут плохо о нас, и тогда я думаю: «Вот как, придурки? Я покажу вам! Смотрите». Этот вид критики действительно хорош. Ты можешь работать с ним для расширения собственных возможностей. Я не люблю, когда критика идёт от тех людей, которые понятия не имеют об этом стиле музыки и не вовлечены в это. Они просто говорят дерьмо, даже не прослушав ни одной песни.
Записывать песни Sepultura, а затем играть их на сцене – было лучшим чувством в мире. Это сложно описать, но ощущение — словно самый мощный наркотик во всем мире. Ты испытываешь это каждую ночь и получаешь новую дозу с каждым выступлением. Мы все это любим. Я обычно мягкий, спокойный человек, но на сцене всё изменяется: я становлюсь дьяволом.
Выучивать заново риффы Sepultura было сущим кошмаром. Мы подошли к этому очень серьёзно, мы много репетировали. Я говорил Игорю, что не хочу ничего делать спустя рукава. С одной стороны, это потребовало от нас большого объёма практической работы, но одновременно с тем мы смогли заново влюбиться в эти записи. Я не так уж и часто переслушиваю свой материал, я предпочитаю слушать музыку других людей. И возвращаясь к тем записям, мне пришлось анализировать их, анализировать то, как мы всё это сделали. И теперь я ценю их ещё больше. Я полностью уверен, что Beneath The Remains и Arise – очень хорошие альбомы. Там есть очень крутые, волшебные моменты, особенно в брейкдаунах и быстрых техничных частях. Это настоящая вершина эры трэш-дэта, и нам было очень приятно сыграть всё это вживую.
Я никогда не был хвастливым парнем, давая интервью для прессы. Я скромно относился к своей музыке: я всегда был таким. Для меня музыка не соревнование. Мне нравится играть с моими идолами, такими, как Том Арайя из Slayer, и с моими друзьями: ребятами из Korn, Morbid Angel, Deftones и Dillinger Escape Plan. Это не было битвой, скорее дружеским способом делать что-то вместе. Я гордился быть металлистом и являюсь им до сих пор. У меня есть униформа, и я ношу её каждый день: футболка группы, которая мне нравится, длинные волосы, камуфляжные штаны и татуировки. В этой униформе я целен.
Я из Бразилии и Sepultura была первой метал-группой, которая вырвалась из моей страны. Я создал Soulfly и Cavalera Conspiracy. У нас фанаты по всему миру и таким образом я чувствую, что я зарабатываю уважение людей. Это то, что вдохновляет меня продолжать. Я хочу продолжить играть, когда я буду старым так долго, насколько я буду физически способен на это. Это то, над чем я работаю, и это то, как я смотрю на свою жизнь.