Ребенком мне приходилось сражаться за право быть таким, каков я есть. И вдруг борьба прекратилась — я просто стал собой.
Если позволишь всем подряд учить тебя, что и как надо делать, то рано или поздно почувствуешь себя куском мяса.
Не слышал ни одного музыканта, звучащего как мы. Да, они стараются, но важна акустика, звуковой каркас песни. Наша музыка бьет в самое сердце, поражает, потому что она выверена с ювелирной точностью. Никто не может это повторить. Нет у них такой суперсилы.
Я — помесь придворного шута и больного, сбежавшего из психушки. Порой я говорю о себе как о прихожей в доме: вроде бы вы внутри, но есть еще одна дверь, за которой скрываюсь настоящий я. Терпеливо выжидаю, как хищник, но однажды нападу на вас. Нападу и сровняю с землей.
Не думаю, что The Prodigy способны выпустить песню, которой мы сами недовольны. Хотя, постойте, был один очевидный промах — Baby’s Got a Temper.
В музыкальной группе нет места демократии. «О, Грэм, мне чертовски нравятся твои басы, давай оставим их вместо фортепиано…» Эта хрень не работает. The Prodigy — это агрессия во плоти. И есть всего один вариант, как эта агрессия должна звучать.
Я особо не читаю рецензии и тому подобную аналитику. Это чье-то мнение, безусловно имеющее место быть. Но я здесь так давно, что мне достаточно видеть счастливые лица и радостных зрителей.
Физический фидбек — единственный фидбек, которому я доверяю. Думаю, группе скоро придет конец. Очень скоро — гораздо раньше, чем нам бы хотелось. Все потому, что мы стареем, надо это признать.
Когда я вхожу в раж, что-то внутри ломается. Мне тут же хочется прошибить головой стену… Или вытворить еще что-то подобное. Если бы я мог вскрыть себе грудную клетку на сцене — я бы это сделал.
Мы никогда не парились по поводу того, как заработать деньги или что люди думают о нас. Все, чего мы хотели, — играть свою музыку.
Я встречался с немного надменной, но классной девушкой. Как-то раз ее мама открыла The Guardian — а там я с зелеными волосами и заголовок: «Что вы скажете, если ваша дочь приведет это существо домой?» Знали бы вы, как меня возненавидели ее родители!
Начало нулевых было темным. Я все время пил и сидел на веществах. Когда у вас тонны кеша и куча свободного времени, все, чем вы занимаетесь, — гоняетесь за кайфом. Единственное, что мне хотелось делать, — быть придурком.
Я дошел до точки, на которой нужно было остановиться. Я не хотел превращаться в Джека-потрошителя. И превратился в эдакого ванильного парня. Мой трезвый мозг решил, что пора привести себя в форму и сосредоточиться на работе. Но время от времени мне нравится отлетать. Я позволяю себе джойнт или пару пинт пива, чтобы не терять связь с психоделией.
У меня нет сбережений. Я обналичил все деньги. Когда мне все это надоест, я убью себя, эта идея всегда сидела во мне. Клянусь богом, это не суицид — это нечто прекрасное. Если я доживу до того, что начну ходить под себя, то тут же брошусь под автобус.